Беседа с поэтом о... кривошипе
Челябинский поэт Сергей СЕМЯННИКОВ удивил, но не стихами.
– Сергей, мы с тобой знакомы уже немало лет, но то, что я узнал недавно, для меня стало новостью. Говорят, что ты изобрел какой-то новый двигатель?
– Это, пожалуй, громко сказано, да и патента пока нет, подана лишь заявка на изобретение. Но оно не простое. Идея преследовала меня около десяти лет и вылилась в ноу-хау, которое я назвал ПРЕЦЕССОРОМ.
– Что он собой представляет?
– Это устройство, преобразующее возвратно-поступательное движение во вращательное и наоборот, которое, возможно, создаст серьезную конкуренцию традиционному кривошипно-шатунному механизму.
– А чем он плох? Насколько мне известно, со времен братьев Черепановых все конструкторы паровозов, а потом и автомобилей используют его в двигателях, особенно не жалуясь.
– Так думал и я, пока вплотную не заинтересовался этой проблемой, погрузившись в мир двигателестроения, который значительно раздвинул границы моих познаний. Оказывается уже сто лет, как человечество ищет иные кинематические схемы ДВС, потому что открытия в области электроники, новые горючие смеси и системы их подачи, новые материалы плюс экологические проблемы подталкивают разработчиков к пересмотру устоявшихся представлений. Например, еще в 1916 году русские инженеры А. Микулин и Б. Стечкин применили для передачи усилия от поршня механизм «косой шайбы», действие которого основано на колебании диска, центральной частью закрепленного под определенным углом на рабочем валу. Такое устройство позволяет расположить цилиндры параллельно валу, что уменьшает габариты и создает другие преимущества для поршневых машин. Но тогдашние технологии не позволили реализовать их до конца. После 1970 года стало преобладать понятие «качающаяся шайба», использованное мной и в заявке. Но обо всем этом я узнал значительно позже.
– А ты не думаешь о том, что твое ноу-хау кто-нибудь уже «изобрел»?
– Я не исключаю такой возможности: в отличие от дураков, у людей умных мысли не то, что «расходятся», а я бы сказал, разлетаются! Причем, зачастую бесплатно. Тем не менее, если говорить серьезно – все может быть. Для этого и существует процедура экспертизы, которая будет длиться около года и определит степень моих притязаний.
Можно добавить, что и заявку я оформлял с помощью челябинца, доктора технических наук Юрия Дмитриевича Погуляева, который довольно хорошо ориентируется в об-ласти современного двигателестроения.
– А как все начиналось? Я помню, ты что-то говорил на эту тему, но разговор был вскользь, да и не всегда мы серьезно воспринимаем серьезные вещи.
– Вот именно. А началось все просто. В одной из книг я прочитал о том, что пытливые умы давно стараются избавить ДВС от коленвала, как от самой тяжелой, дорогостоя-щей и трудной в изготовлении детали. Но эта штуковина обосновалась намертво и не намерена сдаваться. Меня «заело» и, как теперь модно выражаться, процесс пошел! Пошел сам по себе, особенно меня не спрашивая, как и стихи, которые давно пора бы бросить, да разве они дадут… Одним словом в 2005 году родилась идея, ради которой я бросил кресло председателя Правления челябинского отделения СП России, изучил сложнейшую компьютерную программу и стал создавать виртуальную модель устройства, чтобы убедиться в его работоспособности.
– А все гадали о причинах твоего ухода. Вроде столько сделал и – на тебе…
– Были и другие причины, но это другой разговор… Так вот, проверив устройство в действии, я «набросал» несколько вариантов его применения и результаты меня поразили. Например, блок из пяти цилиндров, имеющих общий объем камер сгорания примерно 1.5 литра, оказался всего 350 миллиметров в диаметре и 200 миллиметров высо-той. А блок двухтактного дизеля такого же объема с абсолютно новой системой продувки и одноклапанной системой газораспределения без распредвала получался 190х245х350 миллиметров! Но чтобы не радоваться преждевременно, я взялся за Интернет, из которого и узнал про «качающиеся шайбы», двигатели барабанного типа, изготовленные в Австралии и в московском институте НАМИ. Однако что интересно – выйдя на давно уже известную кинематическую схему, я по незнанию добавил к ней одну простенькую деталь, избавившую узел от коленчатого вала и шаровых шарниров, значительно его усложнявших. Аналога я не нашел, разве только некий теоретический набросок в справочнике И.И.Артоболевского, который, следуя казуистике оформления заявки, мне пришлось назвать «прототипом». До своего изобретения, я и фамилии такого ученого не слышал. Так что шансы есть…
– Помнишь у Евтушенко – «Она твердила шепотом: «А что потом? А что потом?»
– Я знаю даже фривольный парафраз на эту строчку, и он бы хорошо подошел для от-вета на твой намек, но «положение» не позволяет его воспроизвести. Мы все уже давно находимся в месте, о котором говорится в парафразе, и получение патента, конечно, ничего не значит. Лауреат Нобелевской премии русский физик Жорес Алферов однажды изобрел транзистор, который лег в основу работы сотовых телефонов, но я что-то не слышал о производстве их в России. Таково государство, бросившее творческих людей на произвол судьбы. А те, что разбогатели на глупости своего народа, далеко от него не ушли: им, «скажем так», «типа» прецессоров разных, «как бы» и не надо. Поэтому будем ждать вступления в ВТО. Запад нам поможет… бегать, высунув языки и умнеть, умнеть, умнеть…
