Светлана Иванова: Всегда идти за горизонт

У известного челябинского музыканта, преподавателя школы искусств № 1 Светланы Вячеславовны Ивановой 3 января юбилей. Ей исполняется 80 лет.

Пианистка и музыковед, опытнейший педагог с 60-летним стажем, большая поклонница джаза, автор бесчисленных музыкальных капустников. Музыка, импровизация – ее стихия. Светлана Иванова всегда удивляла своей творческой энергией, открывая для себя и других новые горизонты. Кажется, пробовала все, что возможно. Десять лет вела филармонические концерты, передачи на радио и телевидении, публиковалась в газетах. Для души выступала «в киношках»: играла и пела в эстрадно-джазовых оркестрах, которые по вечерам работали в городских кинотеатрах. А еще гастролировала по всей России с филармоническим ансамблем «Маленький джаз», принимала участие в постановках драматического театра как пианистка.

Светлане Вячеславовне есть что вспомнить. Сегодня, в свой день рождения, — заслуженный работник культурыРоссии, лауреат государственной премии Челябинской области Светлана Иванова — гостья редакции информационного агентства «Урал-пресс-информ».

– Скажите, как в одном человеке «собирается» столько талантов? Может, дело в воспитании?

– Особое воспитание? Вряд ли. Хотя музыка в нашем доме звучала постоянно: по радио, в мамином исполнении. Мы жили в Ленинграде. Мама пела в оперной студии при Мариинке. Папа, который был конструктором, знал все популярные арии из опер Чайковского, Верди, Гуно. У нас было много пластинок и патефон. Едва научившись ходить, я крутила ручку, сама выбирала и ставила пластинку. Потом подходила к роялю, пальчиком брякала, подбирая по слуху мотив. В три года я уже знала арию Дубровского из оперы Направника, распевала джазовые фокстроты.

– Мне кажется, в предвоенное время рояль имелся не в каждом доме. Разве не так?

– Да, рояль по тем временам — большая редкость. У нас был старый беккеровский рояль, очень красивый.Но в блокаду пришлось истопить сначала крышку рояля, потом корпус, ножки... Остался только остов. Бабушка его потом продала, и на вырученные деньги мне купили пианино. Это было уже в Челябинске.

Блокадная зима

– Вы помните Ленинград того времени, блокаду?

– Лишь отдельные фрагменты. Мы жили на углу Фонтанки и Невского, окна выходили на Аничков мост со знаменитыми конями Клодта. Когда начинали бомбить, всех отправляли тушить «зажигалки» (бомбы). Меня оставляли дома. Помню, жара, окна настежь открыты. Сирены воют, а я пальчиком подбираю «Однозвучно гремит колокольчик» Гурилева. Слышу, с улицы кто-то кричит: «Бегите скорее в бомбоубежище, «колокольчики» с неба падают!». Мне почему-то страшно не было. Видимо, рядом с родителями и бабушкой я чувствовала себя защищенной.

Эвакуация

– В начале войны папу вместе с другими специалистами эвакуировали в Челябинск, на ЧТЗ. Мы с мамой приехали к нему позже, зимой 1942 года. Нас вывозили по Ладожскому озеру, кажется, на автобусе. Я смотрела в окно. Вдруг вижу, что-то летит: «Ой, птички!»,— говорю. Оказалось, это не птички — пули летели...

– Сколько дней добирались до Челябинска?

– Несколько месяцев. Дорога была жуткая. Ехали в теплушках, наш поезд горел. Потом началась дизентерия, и маму чуть не сняли с поезда. Весь вагон, сплошь ленинградские интеллигенты, за нее заступился. Когда приехали в Челябинск, с вокзала почему-то всех повезли в кинотеатр «Кировец» и оставили на ночь спать на полу. Утром я проснулась, вижу: мама разговаривает с незнакомым человеком и улыбается. Это был мой папа.

– И началась счастливая жизнь?

– Первые годы в Челябинске казались кошмаром. Мы жили в крохотной комнатушке в коммунальной квартире на 1 этаже, кухня маленькая, с дыркой в стене. Холодно, голодно, ночью света нет. Зато до сих пор вспоминаются наши вечера с мамой. Она пела (я вместе с ней), рассказывала содержание всех опер. Когда в 1945-м году в Челябинск приехала пермская опера на гастроли, я побежала на «Фауста», зная все до одной арии. А еще вспоминается, как папа открывал томик Пушкина и при свечах читал нам стихи, комментировал: «Какой хулиган!». Или: «Какой все-таки Пушкин был мудрец. Гений!». Мы с мамой слушали и наслаждались.

Мои университеты

– В семь лет мама отвела меня в хоровую студию клуба ЧТЗ. Сегодня редкая консерватория может сравниться с тогдашним клубом. Там работали замечательные музыканты, эвакуированные из Питера, Харькова, Москвы. Благодаря стараниям директора ЧТЗ Зальцмана в клубе были созданы хоровая капелла, джаз-оркестр, оркестр народных инструментов. По нынешнему уровню все были профессора — дирижеры, певцы, пианисты, скрипачи. В хоровой студии мы пели классику — Моцарта, Чайковского, Брамса, я часто солировала. Пела также с оркестром народных инструментов, хоровой капеллой (дирижер Сергей Николаевич Озеров меня иногда выпускал). Когда на обкомовских концертах пели дуэтом с Галей Солодковой, в зале стоял ажиотаж. Наверно, когда на сцену выходили две маленькие девочки, было трогательно.

Под запретом Рахманинов и джаз

– В музыкальном училище вы учились у Ревекки Гитлин. Она ведь легенда…

– Это так. Она буквально взорвала Челябинск. В Москве, учась в консерватории, она общалась с великими музыкантами: Александр Гольденвейзер, Станислав Нейгауз, Эмиль Гилельс, Бела Давидович... В Челябинске многие не знали кто такой Вагнер (он был любимым композитором Гитлера). Ревекка Гитлин открыла нам Рахманинова, который тоже был запрещен, потому что эмигрировал в Америку. Она исполняла с оркестром концерты, прелюдии Рахманинова. И прекрасно играла джаз. Особенно я любила в ее исполнении Цфасмана «На солнечной поляночке». На концерты в музыкальном училище невозможно было попасть.

– Детское увлечение джазом прошло через всю вашу жизнь и, судя по всему, сформировало как музыканта-импровизатора. Что для вас джаз?

– Джаз – это мироощущение. Это искусство высочайшего класса, удел очень талантливых людей. Знаете, джазовой импровизации не научишь. Нужен особый слух, умение импровизировать, особое ощущение ритма, стиля, которые даются свыше. Джаз — это целая философия.

– Вы пели джаз?

– В основном, играла как пианистка. Я не профессионал, но мне посчастливилось выступать с оркестром Михаила Папашики (создатель первого челябинского биг-бенда), замечательного джазового музыканта Александра Хайкина. Всю страну мы объехали с филармоническим ансамблем «Маленький джаз». Первое отделение обязательно классика, второе — голимый джаз.

– В 50-60-е годы увлечение джазом могло плохо закончиться. Не боялись?

– Борьба с джазом была страшная. Помните, лозунги: «Сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь». Или «От саксафона до ножа — один шаг». Все как в фильме Тодоровского «Стиляги». И брюки резали, и прически. Это был бандитизм. Мама за меня очень переживала и говорила: «Ты вляпаешься. Сиди тихо». К счастью, это меня меньше коснулось. Комсомольским вожакам нравилось то, что я делала: пела, организовала ансамбль. Мне даже дали грамоту, которую потом стала моей «охранной грамотой». А Толя Кролл, талантливейший парень! Ему не дали окончить музыкальное училище. А он на все плюнул, уехал в Москву и стал одним из лучших джазовых музыкантов России.

От импровизации к классике

– У вас много учеников. Много ли среди них музыкантов?

– Учеников тьма. И самое ценное, что все они связаны с музыкой. Даже те, кто выбрал другие профессии. Например, Нина Гладышева экономист, работает в банке — пианистка, играет в ночных клубах, в джазе. Другая девочка — музыкальный редактор на радио «Серебряный дождь». Все мои мальчишки, к примеру, Слава Быстров, Толя Корчагин, Олег Ярушин, всегда так внимательны ко мне, нежны. Я постоянно чувствую их любовь и признательность.

– Как вы учите своих детей?

– Для меня всегда самым важным было научить ребенка подбирать по слуху, сочинять, импровизировать. Я шла не от классики к импровизации, а, наоборот — от импровизации к классике. Во второй музыкальной школе, где я тогда работала, мы вволю занимались творчеством. И каждую неделю давали концерты. Во многом благодаря этой творческой атмосфере появились известные челябинские композиторы Татьяна Шкербина, Елена Поплянова.

Сочинять музыку может каждый ребенок

– Это не обязательно откровения, открытия. Все идет от образности. Любой ребенок моментально дождик «накапает», паровозик и паровозные гудки изобразит, целые музыкальные картины придумает. Это же способ открытия мира.

– Дима Шишкин у вас начинал?

– Да, сейчас он уже состоявшийся музыкант, концертирующий пианист. В три года начал сочинять, подбирать на слух. Когда ему было три с половиной, на одном из концертов в оперном театре мы устроили фокус. Диму и еще одного малыша вынесли на сцену на руках, посадили за рояль. Они в четыре руки начали играть Регтайм Джоплина. Потом на сцену входят взрослые ребята, нависают над малышами и, перехватив инициативу, уже по-настоящему играют джаз. Публика в зале была в восторге.

– Это было пять, десять лет назад. А что сейчас?

– Сейчас по-другому. Программы строго академические. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. И очень много фортепианных конкурсов. Настоящая конкурсомания – попасть, пройти в финал. Утомительно. Мы не успеваем заниматься творчеством, потому что все время заняты подготовкой. Каждый раз думаю: «Конкурс закончится, и обязательно помузицируем». Но объявляют следующий конкурс — и все начинается сначала.

– Конкурсы школьные?

– Что вы! Только международные. Все очень серьезно. Для конкурса печатаются программы, буклеты. Кто успешно выступает, может получить денежные премии, стипендии. Для педагога победа ученика тоже важна. Если у него есть лауреаты международных конкурсов, он получает надбавку к зарплате. При этом дипломанты — не в счет.

Попса подмяла под себя

– Что изменилось? Дети другие?

– Все время анализирую. И не могу понять, почему так случилось. Недавно в программе «Кто хочет стать миллионером» задали вопрос участникам шоу «Голос», кто написал «Жаворонка» («Между небом и землей жаворонок вьется»). Это знаменитый романс Глинки, который раньше знали даже дети.А девушка, музыкант, которая окончила Гнесинку, не смогла ответить на этот вопрос.

Еще один пример. В прошлом году мои девочки из студии пианистов ЮурГУ заняли 1 место в «Студенческой весне» в Казани. На сцене им пришлось играть «Кармен» Бизе в четыре руки на старом разбитом пианино. А еще раньше, на областном конкурсе в медакадемии на сцене стояло пианино на одной ножке. Возмутившись, я обратилась к администраторам конкурса, на что мне сказали: «Они же будут боком сидеть». Потом успокоили: «Не расстраивайтесь, мы принесем синтезатор». Вот вам уровень.

– Наверно, после таких случаев руки опускаются. Бросить все не хотелось?

– Нет. Мне кажется, я бы даже бесплатно работала. В этом моя жизнь. Я понимаю, что результат зависит не только от меня, есть и природный потолок. Но мне все равно интересно. Каждое новое произведение, того же Шопена, – это миры, космос, который я открываю и для ребенка, и для себя. Как он себя почувствует в этом космосе, как прикоснется? Это бесконечно, горизонтов нет. И ты все время идешь за горизонт.