«Внук цезаря» Александр Бурдонский: Не люблю современную драматургию
Гастроли московского Театра Российской армии подарили челябинцам возможность ближе познакомиться с творчеством интересных, знаменитых людей. Один из них режиссер Александр Бурдонский - заслуженный деятель искусств РСФСР, народный артист Российской Федерации.
Александр Бурдонский – внук Иосифа Сталина, выпускник суворовского училища и режиссерского факультета ГИТИСа, профессиональный актер, преподаватель ГИТИСа. На сцене легендарного Театра Российской армии им поставлено почти два десятка спектаклей. Челябинцы смогли увидеть только один из них – «Элинор и ее мужчины» по пьесе Джеймса Голдмена «Лев зимой».
В беседе с журналистами режиссер рассказал о своем творчестве, связанном с работой в Театре Российской армии, поделился мыслями о современном театральном искусстве и драматургии, ответил на вопросы об истории своей семьи.
- Александр Васильевич, расскажите, пожалуйста, о спектакле, который увидят зрители Челябинска.
- Заглавную роль в нем играет Людмила Чурсина. С ней я работаю уже не первый год, поставил четыре спектакля, сейчас мы делаем пятый. Я люблю работать с ней. Это человек, который может понять, осмыслить все, что ему скажешь, и воплотить то, что ты хочешь. С ней можно работать на равных, и это основное ее качество, конечно, кроме красоты, обаяния, темперамента, и дарования.
Пьеса, по которой поставлен спектакль, по моему мнению, одна из лучших в мире. Она была написана в 60-е годы прошлого века, и пользовалась бурным успехом. Затем автор на некоторое время убрал ее «на полку», но сейчас «Лев зимой» активно ставится вновь. В пьесе идет речь о власти. Но не это для нас главное – мы стараемся показать сложные человеческие взаимоотношения.
- Какой вы видите сверхзадачу своих постановок, что вы в них вкладываете?
- Они разные. Но я стараюсь показать, как человек, продираясь сквозь тернии, трагедии, потери, становится человеком. Нам даны страдания свыше. Преодолевая их, человек становится лучше. Либо погибает.
- Александр Васильевич, как выжить театру в современных условиях, когда для него особенно острым является конкуренция с кино, телевидением? Каким вы видите театр будущего?
- Я думаю, кинотеатры исчезнут. Все переходит на видео, аудио, телевидение. Хотя, когда в кинотеатре смотришь фильм среди людей – это совершенно другое восприятие. В театре тем более. Поэтому театр никуда не денется, это живой контакт. Сейчас у него трудный период. В театр стремятся «воткнуть» эстраду, кино, телевидение. А настоящий театр - это актерское мастерство. Выходит актриса, говорит «Мама», а у вас горло перехватило.
Современной драматургии практически нет. А та, что есть, невысокого качества. Но этот период, наверное, пройдет. У театра есть свой язык, и он должен говорить им. Никакие телеэкраны и камеры его не заменят. Театр – это живой человек, яркий, волнующий. Я не верю, что есть некая старая и новая актерская школа. Школа либо есть, либо ее нет.
- Как вы относитесь к современной драматургии? В частности, уральской школе Николая Коляды и его учеников?
- Коляду я не люблю, говорю честно. Видел пару спектаклей – мне это претит. Пусть скажу некрасивую вещь, но… Не люблю, когда пахнет грязными ногами. За этим театром нет будущего, он показывает только одну сторону жизни. В России столько грязи и больных вопросов. Но я верю, что травка все равно прорастает. Людям надо давать надежду. Существуют прекрасные отношения, честность, порядочность, любовь, все надо учесть. А когда это кособочится, получается ложь – или все хорошие и всё хорошо, или навозная куча. Театр в отличие от кино не может быть агрессивным, и никогда таким не был. Возьмите Шекспира. Семнадцать трупов, но всегда есть некий свет - во имя чего все происходит. Миссия театра может показаться несколько старомодной. Но рождение детей – тоже старомодно, раз их можно делать в пробирках. Любить женщину – тоже старомодно. Может быть не все старое и традиционное надо забывать?
- Александр Васильевич, вы происходите из семьи крупного государственного деятеля. Следите вы за современной политикой?
- Конечно, слежу. Если сижу дома - телевизор работает, я в курсе новостей. Но я отучился вмешиваться в политику. Был в моей жизни период, когда я сильно в это поверил. Пока один человек мне не сказал – разве ты не понимаешь, что все это лабуда? Когда я смотрю, как поворачивается жизнь, как мы «обуржуазиваемся», вижу, что люди несут громадные потери, потому что мы не умеем этого делать. Все разобщены, каждый думает о себе, главное – деньги, за них можно убить маму, папу, утопить жену, зарезать ребенка... У всех в глазах зеленые доллары. Может быть, этот период пройдет, когда меня уже не будет, но пока это чудовищно.
- Сложно обойти такую тему, как ваше родство с Иосифом Сталиным…
- Сталин не был для меня близким человеком, и я считаю, что отношусь к нему объективно. Я вижу его огромные достоинства, которых нет ни у кого на сегодняшний день, и огромные недостатки. Но его оценивают сейчас только в угоду сегодняшней политической конъюнктуре.
Я думаю так: надо забыть о Сталине на время. Его уже 60 лет нет на Земле, но как только у нас начинаются проблемы, вытаскивают из могилы Сталина и начинают им трясти. Он был человек однозначно выдающийся, со своим характером, тяжелой поступью. Но такими были многие. Таков был Петр. Все, что создавалось им, строилось на крови, и до сих пор Россия не может расхлебать последствия его реформ. Время все расставит на свои места. Зачем перетирать одни и те же вещи, среди которых много неправды? Мы врем то в одну, то в другую сторону, добраться до истины трудно, и не мне за это браться.
Тень семьи - это крест, который я несу всю жизнь. Мне непросто. Когда я пришел в театр сорок лет назад, меня восприняли настороженно. Хотя училище я закончил хорошо. Никто меня не поддерживал, не продвигал, связей в этой сфере у меня не было. Поэтому сделал я себя сам, авторитет зарабатывал сам, расплачиваюсь за свои ошибки и добиваюсь побед тоже сам.
Но интерес ко мне в связи с этой темой понятный. Например, когда я был в Италии с мастер-классами, мне сказали – весь город знает, что вы приехали. «Вы шли по улице, а все говорили – это внук цезаря. Вы знаете, что такое внук цезаря? Еще поймете!» Когда мне нужно было выйти из гостиницы, девушка, которая меня сопровождала, предложила сделать это через кухню. Через двор нельзя было пройти. Мы подошли к окну, и увидели внизу толпы людей с фотографиями Сталина. Все ждали меня. Нам пришлось выбираться из здания через заднюю дверь, а потом меня перевезли в другую гостиницу.
Все думают, что я унаследовал от семьи миллионы, дворцы… Ничего. Ни одной нитки. Но за что я могу быть благодарен своим предкам - за мозги! А добился я чего-то не из-за своего великого таланта, или ума, а благодаря хорошим людям, которых встречал на своем пути, и, наверное, вдохновлял, заражал чем-то.
- Возвратимся к теме театра. Что вы можете сказать о челябинской публике, чем она отличается от столичной?
- В Челябинске я в третий раз. Первый раз мы были тут с большими гастролями, в которых принимал участие мой спектакль «Орфей спускается в ад» с Людмилой Касаткиной. На последнем показе был аншлаг, попасть на него было невозможно. Тогда возле театра поставили рупоры, и огромная толпа людей слушала спектакль прямо на улице по радио. Все, что я могу сказать о челябинской публике – прекрасная, очень театральная.
