В Челябинском оперном театре помнят НиязаДаутова

Как рассказала корреспонденту агентства «Урал-пресс-информ» заведующая литературной частью Челябинской оперы Светлана Бабаскина, 100-летие народного артиста России, лауреата Государственной премии Татарстана с особым размахом отметит его родная Казань. Два концерта его памяти исполнят солисты Казанской оперы и студенты консерватории. Об этом ей сообщил ученик Даутова, режиссёр Казанского театра оперы и балета Эдуард Трескин.

В Челябинск НиязКурамшевич приехал в 1965 году уже будучи хорошо известным и имевшим массу поклонников. За десять лет им было поставлено 20 спектаклей: оперы, оперетты, спектакли для детей. Был еще «Бал-концерт» - такой современный гала, включающий лучшие фрагменты из спектаклей театра, который блистательно вел сам режиссер. За глубокие высказывания об опере, об актёрской природе его называли философом.

«Герои оперы - это всегда люди большой душевной красоты, высоких помыслов», – считал Даутов. Он был убежден, что пока живет человек, искусство оперы будет всегда увлекательно для зрителя. «Одного увлекает музыка, другой наслаждается вокалом, третьему показались интересными яркие краски костюмов, декораций….»

Но Даутов был безгранично влюблён и в оперетту. Он имел совершенно определенный взгляд на исполнение этого жанра на оперной сцене и считал, что оперетта «дает неограниченные возможности для проявления актерского таланта и мастерства». Режиссёр с удовольствием сам играл роль Генриха Айзенштайна в поставленной им на челябинской сцене оперетте «Летучая мышь». Вот как вспоминает об этом начальник билетной службы театра Любовь Севостьянова: «Половина Свердловска съехалось тогда на этот спектакль, ведь Даутова там просто обожали» . Любой спектакль он отсматривал от начала и до конца и всегда отмечал успешные выступления. А неудачи, как истинный интеллигент, анализировал корректно, мягко, без нажима и раздражения. Перед своими спектаклями обязательно приходил задолго до их начала: проверял сцену, осматривал декорации, заходил в гримерки к артистам. Кстати, никто не мог вспомнить, где находился кабинет главного режиссера, да и был ли он вообще? Ведь его всегда видели на сцене, в зале, в художественно-постановочных цехах. Сегодня, спустя почти сорок лет, как Даутов покинул Челябинск, в труппе мало осталось тех, кто работал вместе с ним. Делясь воспоминаниями, солист оперы, заслуженный артист России Павел Солнцев и руководитель театрального музея заслуженный работник культуры Сергей Чадов отмечают, что НиязКурамшевич был человеком добрейшим и великодушным. Павла Солнцева Даутов принимал в театр и вводил в свои спектакли: в «Фаусте» Солнцев исполнял заглавную партию, в «Онегине» пел Ленского, в «Царской невесте» - Лыкова. «Даутов был эрудитом и философом, любил натуры тонкие, ранимые, эмоциональные, которые отзывались бы как звучащие струны»,- рассказывает Павел Серафимович. Сергей Чадов (в прошлом- артист балета) выходил в балетных сценах в операх, поставленных Даутовым: «Зори здесь тихие», «Фауст», «Кармен». «Часто режиссера упрекали в обилии декораций на сцене,- вспоминает Чадов.- А он любил достоверность, подробности в сценографии. Если царские палаты- то должны быть непременно золото, бархат, натуральные меха , если горы, то с тонко прописанной каждой тропкой. Любил красивые декорации. Это заставляло зрителя восхищаться и очень радовало его. В его спектаклях было много настоящей театральности, неуемной режиссерской фантазии. Так ,например, в опере «Фауст» из-под пера главного героя вылетали искры, а питие вина из кубка сопровождалось клубами дыма. И все это было сделано с большим вкусом». Даутов считал, что современность оперного спектакля заключается не в подчеркнуто условном оформлении, черном сукне вместо декораций и наклонном пандусе, на котором так неудобно играть артистам. «Опера должна быть понятна слушателям, поэтому в спектакле все должно быть просто, жизненно правдиво, естественно и красиво. Кроме этого, опера должна исполняться на русском языке».

НиязКурамшевич был очень дружен с выдающимся музыкантом, всемирно известным пианистом Святославом Теофиловичем Рихтером. «Я знал Нияза очень много лет…, - писал тот о своём друге, - Человек он был необычайной чистоты, доброты, красоты. И всегда приносил с собой свой собственный особенный свет».