Часовые на посту

Это он «кошки» надевает на ноги, - с видом знатока заявил Аркашка, самый старший из нас, ведь у него отец – электрик! На самом деле никаких кошек на ногах у дядьки не было. А пристегнул он к сапогам какие-то большие, круглые, острые железки. И еще привязал себя к столбу широким ремнем и стал забираться наверх. Чем дольше он возился там, на столбе, тем больше вырастала толпа любопытных внизу.

- Что это он делает?

- Да вешает что-то.

- На лампочку непохоже …

Мы, четырех-, пятилетние ребятишки, сновали между ног взрослых, словно мухи, пытаясь разглядеть, что вешает на столбе монтер. Вот работа окончена. Дяденька спустился вниз, а наверху на столбе осталось что-то черное, круглое, не похожее ни на что.

- Это радиво! – торжественно объявил он собравшимся. И, отыскав глазами Аркашку, предупредил:

- Смотрите мне, чтоб не баловать! На столб не залазить!

С этого момента Аркашка сделался самым главным: ходил походкой генерала и покрикивал командирским голосом:

- Отойди от столба! Видишь, там радиво. А вот мой папка …

Вдруг из этого круглого «радива», как гром с ясного неба, грянули громкие звуки:

На закате ходит парень

Возле дома моего.

Поморгает мне глазами

И не скажет ничего …

От неожиданности мы все остолбенели. Наступила мертвая тишина. Ужас сковал нас. Забыв, что грязный палец нельзя брать в рот, я напряженно смотрела на радио, не понимая, где же те люди, которые поют. По спине ползли мурашки, стало как-то жутко. Аркашка сразу сник.

Первой заревела Наташка, а за ней другие. И вот мы врассыпную бежим в самое надежное убежище – домой, к своим мамам. Мелькают еще нетвердые ножки. Сердце колотится, готовое выпрыгнуть из груди. Бегут ребятишки, разнося рев по всей улице.

Мама долго не могла понять, что случилось.

- Где поют? Какое радиво? Кто моргает глазами? Пойдем, покажи!

- Нет, нет, мамочка, не ходи туда! Даже Аркашка его боится!

Смочив всю мамину кофту своими горючими слезами, я потихоньку успокаиваюсь и наконец, засыпаю у нее на руках, убаюканная ласковым голосом.

Вопрос: «Где же те люди, которые поют?» остался открытым. Мама ответить на него не может. Целый день с нетерпением жду старшую сестру Оксану. Она учится в школе и все-все знает. Но Оксана, как это не раз бывало, подшучивает надо мной. Говорит, что по проводам к столбу идет электричество. Ну да, так я и поверила! От электричества должна лампочка гореть!

- Ты же сама говорила, что лепестричество убивает, а там поют люди, живые! Понимаешь? И по проводам там никто не ходит! Не обманешь!

Папа ответил солидно, как подобает мужчине, недавно закончившему курсы ликбеза:

- Не приставай с глупыми вопросами. Вот подрастешь – тогда и узнаешь, что такое радио.

Вся надежда осталась только на бабушку. Бабушка! Уж она-то все объяснит, расскажет, растолкует.

- Иди до мэне, внучка. Сидай, я тоби всэ росскажу. Слухай.

И начала тихим доверчивым голосом. Оказывается, там, в этой коробке – радио, которое бабушка еще не видела, живут очень маленькие люди, ну просто меньше комаров.

- Мама, перестаньте, - просит моя мама бабушку.

- Ну, должен же кто-то успокоить ребенка.

Наполненная до краев новостями, я выбегаю во двор, чтобы поделиться со всеми ребятишками. На несколько дней лавочка около нашего дома становится самым многолюдным, точнее – самым многодетным местом – здесь моя бабушка проводит «просветительскую» работу с подрастающим поколением. Она без запинки отвечала на все наши вопросы. В каждый свой рассказ она добавляет новые детали. Оказывается, эти люди, что живут в радио, называются артистами. На них красивые (непременно шелковые) платья.

- А на груди манысто.

- Баба, а что такое манысто?

Ну, це таки блыстяжкы на ниточке, як у твоей матери, що зовутся бусами.

А на свежий воздух эти артисты вылетают в щелочку, но только ночью. Поэтому их никто не видит.

Ах! Так они все же выходят! Вылетают! Такой момент мы не должны пропустить! А вдруг туда заберется наша Мурка и их съест?! От такой мысли меня даже в холод бросило. Надо немедленно сообщить об этом Аркашке.

После серьезного совещания было принято единственно правильное решение: у столба должен стоять часовой! Мы давно все были буденовцами и ворошиловскими стрелками, поэтому часовыми хотели быть все, даже плакса Наташка. Договорились – будем менять друг друга. Но как одеть часового? Буденовки были у всех (нам их наделали старшие из газет). А еще-то что?

Решено было выпросить у Юрки Климкина сапоги. Таких сапог ни у кого не было – желтые, настоящие резиновые, с кантиком. А Люся Растворова предложила свое мыло, которое раньше она не всем разрешала потрогать. Оно у нее тоже было особенное, сделанное фигурками разного цвета: Снегурочка, Буратино, Арлекино и др. Мой папа одобрил затею с часовыми и разрешил взять очки с резиновыми шнурками (какие носили летчики!). Самым главным в амуниции часового был, конечно, брезентовый пояс, широкий и ужасно тяжелый, который дал Аркашкин папа-электрик. Бабушкины бусы-манысто завершили обмундирование часового.

Стоит часовой навытяжку спиной к столбу. Под очками запотело, плохо видно. Тяжелый пояс (как у монтера!) все время норовит упасть. В одной руке тает мыло «Снегурочка», в другой – сабля из вички. На лице застыла торжественная серьезность. Жарко. Душно. Во рту пересохло. Стоит часовой, рукавом вытирает нос. Прохожие с улыбками бросают различные реплики и наставления. Но часовой не должен разговаривать! И не должен шевелиться! И хныкать тоже нельзя, так как остальные буденовцы плотным кольцом окружили столб с радио и часовым, дожидаясь своей очереди и ревниво следя за соблюдением всех правил.

Кушать домой ходили по одному. О сончасе никто не помышлял. Связные доносили регулярно бабушке:

- По проводам никакое лепестричество не ходит! Оксана все выдумала.

- Артисты пока не вылетали из радива.

С наступлением сумерек в наших рядах началось смятение. Хотелось домой, но и сдаваться не хотелось – ведь именно ночью артисты должны вылететь из радио. Непременно должны! От жары и напряжения все устали, едва держались на ногах. Не знаю, чем бы дело кончилось, может, позорным бегством от столба к дому? Спасла нашу честь бабушка – она уговорила знакомого молодого человека. И когда он подошел к нам морской походкой в настоящей морской бескозырке, мы как-то вдруг быстро с облегчением согласились, чтобы он постоял часовым ночью.

- А когда артисты вылетят из радио, я вас позову.

На том и разошлись с твердой решимостью утром снова стоять на посту.

Так состоялась моя первая встреча с радио … Это было еще до войны.