Семейные истории

Бабушкина блузка.

Эту блузку из тончайшего шелка бабушка шила сама, ведь гимназисток учили шить, вязать, вышивать, готовить. Бабушка все это делала в совершенстве. На первом курсе университета я еще донашивала платья, которые она мне шила, и беретики, которые вязала.

Разбирая ее вещи, я нашла воротничок от этой блузки. Меня разбирало любопытство, из чего же сделаны выпуклые цветочки. На ощупь что-то кругленькое, твердое, обтянуто тканью и пришито к воротничку. Но точно не пуговица и не бусинка.

Я подпорола снизу и извлекла горошину черного перца! Сразу вспомнила ее поговорку: «Голь на выдумки хитра». Она вышла замуж за простого служащего, он рано умер, трудностей жизненных хватало. Однако красивые наряды, шляпки из фетра и соломки у нее были всегда.

Любимая пластинка.

Мне было четыре года, когда в семье появился патефон. Бабушка сказала, что приучать детей к музыке надо с раннего возраста, и родители приобрели этот воспроизводящий музыкальный инструмент в раймаге. Паспорт-инструкция с датой продажи граммофона Московского патефонного завода до сих пор хранится у меня, сам патефон уже перекочевал в семью дочери.

Играет весьма громко, грампластинки Апрелевского и Ленинградского заводов в хорошем состоянии.

Пластинки бабушка заказывала по почте. Романсы не произвели на меня впечатления, а вот куплеты Мефистофеля из оперы Шарля Гуно «Фауст», взорвали детский мозг. Кто забыл, напомню слова:

В угожденье богу злата край на край встаёт войной.

И людская кровь рекой по клинку течёт булата!

Люди гибнут за металл! Люди гибнут за металл!

Сатана там правит бал, там правит бал!

Мужской бас звучал так мощно, хор вторил певцу с таким неистовством, что я, егоза по натуре, сидела не шелохнувшись.

На следующий день потребовала включить «сатарату». Бабушка не поняла:

– Какую пластинку включить?

Я громко пропела: «Сатарата правит бал».

Бабуля хохотала. Вечером смеялись родители. Сколько раз потом меня поправляли, но я все равно напевала «сатарата правит бал», утверждая, что именно так поет дядя из патефона.

Исполнителем, который стал причиной семейного анекдота, был Александр Пирогов, представитель известной в те годы певческой династии Пироговых.

Арию Мефистофеля исполняли многие короли оперы и эстрады, например, Федор Шаляпин, Борис Гмыря, Муслим Магомаев. Но «мой» Мефистофель – это Александр Пирогов. Оперу я люблю, но знатоком не стала. Не то, что моя бабуля. Немка, высланная из блокадного Ленинграда, она в глухой деревне скучала по классической музыке.

Как настоящая театралка, в Москве и Ленинграде не пропускала ни одной премьеры, знала современных артистов и исполнителей. Патефон в деревне стал для нее культурной отдушиной и нужен был даже больше, чем нам с сестрой. Бывало, по радио звучит мелодия. Бабушка называет композитора, имя певца, какую арию из какой оперы он исполняет и в каком театре она это слушала. Повзрослев, мы всегда поражались бабушке-всезнайке. Она могла продекламировать стихи, блеснуть цитатой из литературного произведения, к месту употребить смешную поговорку, никогда не расставалась с книгой, смогла восстановить утраченную в блокаду библиотеку. Это она привила мне любовь к чтению и помогла с выбором профессии, связанной с книгами.

Пожар.

Запах гари всегда отправляет мою память в раннее детство. Были первомайские праздники, деревня опустела. Взрослые с детьми всегда праздновали на природе, была в лесу особая поляна. Кстати, выражение «накрыть поляну» у нас в деревне понималось буквально. Я осталась с бабушкой, потому что приболела. В тот год стояла не по-майски теплая погода.

Соседские мальчишки искупались в речке и, чтобы избежать наказания, решили просушить белье на чердаке. Развели костер. Пламя охватило крышу. Весенний ветер разнес искры, они долетели до нашего дома. Бабуля скидала все самое ценное в сундук и потащила к двери. Не знаю, откуда у нее взялись силы.

После блокадного голода она получила инвалидность, у нее отекали ноги. Чем я, пятилетний ребенок, могла помочь ей? Смотрела и плакала от страха. Сундук она уже скатила с крыльца, когда прибежали родители.

Отец залез на чердак, схватил в охапку зимнюю одежду, что проветривалась перед укладкой на лето. Слава Богу, ничего страшного не произошло. Жалел он только, что искры подпортили солдатскую шинель, в которой он пришел с фронта.

То да сё.

В деревню привезли новый фильм. Родители отправили меня со старшей сестрой в клуб. Вернулись домой. Отец сидит на пороге и курит. Я сажусь напротив.

– Ну, расскажи, о чем фильм? – спрашивает.

– Да что рассказывать? То да сё и кино кончилось...