Николай Шумаков: Челябинску очень не хватает метро

Фамилия архитектора и художника Николая Шумакова больше известна москвичам, чем южноуральцам, ведь с результатами его работы они сталкиваются ежедневно. Он – главный архитектор института «Метрогипротранс», автор более 20 станционных комплексов московского метрополитена. Именно Шумаков запроектировал и построил пять станций монорельсовой транспортной системы и первый в Москве вантовый мост со встроенным рестораном. Накануне своего 55-летнего юбилея Николай Иванович привез в Челябинск персональную выставку «Арт-тоннель». Южный Урал был выбран местом экспозиции неслучайно: художник родился в Коркино, а школу закончил в областном центре.

– Часто бываете на родине?

– Не так часто, как хотелось бы, но два раза в год – обязательно. Здесь живут мои мама, сестра и племянник, много двоюродных-троюродных братьев и сестер. И, кроме того, в Коркино находится могила отца, своего рода семейное кладбище: здесь похоронены бабушки и дедушки.

Так что, бываю, приходится. Однако больше по семейным делам – по работе никто не зовет.

– Ваши родители были репрессированы в Коркино в 20-х годах. Откуда?

– Мать – из Иваново, отец жил в уральской деревне Шумаки. Они познакомились уже на Урале, до войны. Потом отец ушел на фронт, вернулся, и они поженились.

– В Москве приходится пересекаться с земляками?

– У нас в стране был очень долгий жизненный период, когда народ совершенно спокойно позволял себе всякие поездки, потому что и самолеты, и поезда были доступными. И тогда земляки часто приезжали ко мне гостить. В настоящее время люди стали менее мобильными, они предпочитают поехать в Турцию, это оказывается дешевле и, в силу наличия моря, приятнее, чем Москву посмотреть. Поэтому сейчас контакты несколько сузились.

– Домом своим вы считаете столицу?

– Конечно. Я живу там уже сорок лет: как в шестнадцать уехал учиться… А сейчас мне уже пятьдесят пять. Вся сознательная жизнь прошла там, причем, самые интересные годы: учеба и работа. Так что из своей жизни шесть лет я провел в Коркино, десять – в Челябинске и сорок в столице… Считайте сами: москвич в чистом виде.

– В вашем творчестве прослеживаются уральские мотивы?

– Конечно! Во-первых, я работаю в основном в метрополитене, а классический метрополитен, как вы понимаете, – это широкое использование гранита и мрамора. Есть два известных вида уральского мрамора – это уфалей и коелга. И тот, и другой камень я использую постоянно. Хотя, может быть, это не тяга к родным мотивам, а просто совпадение: эти породы наиболее интересны для меня, как архитектора.

Есть еще один момент. Станция «Маяковская». Мы занимаемся реставрацией этой станции, а там колонны, если вы помните, облицованы полудрагоценным камнем родонит. Карьеры находятся в Челябинской области. И сейчас поставщик этого камня, Коля Кудрявцев, работает со мной в паре. Именно он возобновил добычу родонита, распиливает его, наклеивает на коелгу, и получаются большие плиты. А ведь Коля был моим одноклассником! Так что, выходит, с Уралом мы работаем.

– Раз уж на Южном Урале бываете регулярно, как можете оценить транспортные коммуникации Челябинска?

– Я занимаюсь всей транспортной инфраструктурой Москвы. Метро, аэро- и речными портами, железнодорожными терминалами, тоннелями, мостами, развязками. Например, мы в Москве сделали первую подземную четырехуровневую развязку. Так что этой темой владею хорошо. Однако в Челябинске, к счастью, мало передвигаюсь по городу…

– К счастью?

– С мамой сижу… Тем не менее, успел заметить, что проблема транспорта в городе достаточно серьезная, особенно негативно сказывается нехватка метрополитена для такого огромного мегаполиса, как Челябинск. Насколько я помню, с учетом всех промышленных зон по площади он больше Москвы. И динамичность передвижения населения, конечно, снижена.

– Сегодня в силу ряда причин городские власти высказываются против строительства метро в нашем городе. Насколько опасна заморозка проекта?

– Этого нельзя делать ни в коем случае! К сожалению, у нас был печальный опыт, когда мы из-за недофинансирования замораживали объекты на десять-пятнадцать лет. Это центр Москвы, Сретенский бульвар под Тургеневской площадью, Трубная площадь, Марьина роща. Очень тяжело содержать станции глубокого заложения в недострое. На грамотную консервацию, на самом деле, средств уходит не меньше, чем на нормальную эксплуатацию. Иначе начинается просадка почвы, разрушение домов, дорог и так далее. Поэтому, если вы будете мучить себя и свой город этим бесконечным недостроем, это приведет к плачевным последствиям.

– Люди боятся таких последствий: ползут негативные слухи…

– Я могу ответить за свою организацию, Метрогипротранс. Мы не допускаем ни в проекте, ни в строительстве ни сантиметровой просадки грунта! Метрогипротранс – это единственный головной профессиональный проектный институт, владеющий всеми специальностями по проектированию и строительству метрополитена, начиная от прокладки трассы, архитектуры, вентиляции и так далее. Здесь работает полторы тысячи человек. Именно мы являлись основателем метрополитена в Москве и 16 городах бывшего Союза. И знаем точно – любая перестраховка здесь не вредит. К такому подходу нужно стремиться.

– С Челябметростроем не сотрудничаете?

– Нет. Абсолютно никаких отношений у нас нет. Вами, насколько я помню, занимался в свое время Питер. И, наверное, это сыграло такую нехорошую шутку, и долгострой может быть связан и с этим – не к той проектной организации вы обратились. Мы бы вам все сделали давно и качественно. Наверняка уже был бы построен метрополитен. Но – хозяин барин, нет так нет, теперь вы имеете результат тот, который должны были получить. Однако, думаю, еще не поздно. Мы с удовольствием, если нас пригласят, сделаем архитектуру ваших станций, чтобы ваш метрополитен был лучшим в мире. Недавно мы выиграли в Омске большой конкурс среди ведущих сил омской архетиктуры. И по нашим проектам там сейчас строятся четыре станции первой очереди метрополитена.

– Как ситуация с метростроением обстоит в целом в России?

– Неважно. Оно отсутствует в связи с резким недофинансированием. Мы сейчас работаем только с Нижним Новгородом, Самарой, Ташкентом и Алматы. И все. И, к сожалению, мы не работаем с Челябинском.

Именно в Москве, в Метрогипротрансе зародился и получил невероятное развитие самый знаменитый стиль подземной архитектуры. На него равнялись, например, петербургские строители. Однако и там прощупывается и проглядывается глубокий дремучий провинциальный стиль. Я считаю, что в Омске должно быть омское метро, в Челябинске – челябинское…

– Но глубоко провинциальное?

– А вы пригласите нас! Хотя бы в качестве консультантов. А еще лучше – мы вам безвозмездно сделаем архитектурные проекты. Но вы, я знаю, не пригласите. Все такие гордые…

– По Москве вы передвигаетесь на метро?

– Да, потому что я живу на Соколе, а работаю на Павелецкой, это одна ветка. На дорогу минут сорок трачу, не более. На машине вышло бы часа полтора.

– Вы говорите о том, что архитектура – это тяжелый труд.

– Да, абсолютно точно.

– Вы рациональный человек?

– Скорее да. Такова моя профессия: архитектура должна быть достаточно рациональной, особенно транспортная, особенно в метростроении. Нельзя позволять себе вольностей. Так что рационализм присутствует везде.

– А как же ваша живопись?

– Вот это – исключение. Здесь можно себе позволить то, что не позволишь в обычной жизни. Одно другое уравновешивает.

– Ваши картины – это ваш отдых?

– Не-ет, какой это отдых, это тоже труд.

– Вы пишете для себя?

– Я все делаю для вас. Для себя – такого не бывает. Пописал – поставил к стенке? Такого не бывает, все для вас…

– Ваши дочери не пошли по стопам родителей – в архитекторы?

– Пошли, и та, и другая. Одна работает в архитектуре. А другая – к сожалению или к счастью, она сама так решила – работает в модных журналах, занимается рекламой. А так – жена архитектор, я архитектор, зять – муж младшей дочери, и тесть был архитектором.

– Когда все члены семьи входят в одно профессиональное сообщество – это хорошо или плохо?

– Я думаю, это очень хорошо. Даже говорить в семье ничего не надо, все настолько понятно… Есть и есть – слава богу.

– Детей возили в Челябинск?

– Конечно. Они давненько здесь не были, потому что нет времени. А вообще бывали. Старшая воспитывалась у бабушки, жила здесь год бызвылазно, пока мы с женой заканчивали институт. А с младшей дочерью сегодня говорил: вот, мол, выставка у меня, вот, площадь Революции… Она говорит: не помню…

Хотя они все равно вскоре должны приехать. К бабушке в гости. У младшей недавно родился ребенок, надо внука показать. Старшая беременна… А бабушке нашей уже 89 лет, представляете?