Про щавель и католиков

Я открыла  окно  и села на подоконник.

На небе -  еще низкая  луна, она  большая, и кажется, что створки окна даже  касаются ее шершавого края. 

Не было ни ветра, ни звуков.  Выкрашенные лунным светом в тусклое серебро крыши домов и деревья  были похожи на неубранную, после закрытия сезона, декорацию провинциального театра.

Несколько минут я думала: куда бы мне  сегодня отправиться:  к Мине, нашей соседке справа или к Фриде – это налево.  Пока я выбирала маршрут, какая-то быстрая  тень бесшумно  пересекла двор и опустилась  на столбик забора. У тени была  морда черно-белого  кота , которая к тому же  была мне знакомой: да это же Фридин кот!

Кот  поманил меня лапой, потом облетел наш старый тополь, оглянулся и снова лапой: ну давай, чего сидишь, ведь летать собралась или как?

Эх, думаю, полечу к Фриде,  раз уж и Кот здесь, а к Мине – в другой раз.

Вот летим мы с Котом, который время от времени оглядывается, не отстала ли я.  Наконец он  сделал плавный  разворот и приземлился, тормозя  всеми своими  лапами, а  я  за ним - всеми - своими руками-ногами.

Некоторое время Кот  не двигался с места, просто сидел и смотрел на Фридин двор, наверное тоже  давно здесь не был. Потом,  пошел к сараю, где когда-то стояла фридина  корова и всякая  прочая живность. Меня он с собой не позвал и я осталась сидеть на скамейке, в застеленном досками дворе. Да, двор был дощатый, до невозможности чистый и уютный. Таких дворов у нас поселке больше не было. Только у Фриды.

Скамейка стояла под нарядным окном летней кухни: рама - ярко голубая, занавески – белые, кружевные, ручной работы. Хорошо  и удобно было сидеть на деревянной, тоже голубой, скамейке , и смотреть на  луну.

Пахло укропом, мятой, петрушкой.   И - лавандой. Как много лет назад, когда я еще не знала, что  запах, мне тогда  не знакомый - был запах лаванды.

У Фриды  в огороде, с ровными рядами картошки, был еще один маленький огород за низким забором- там росла только зелень: укроп, петрушка, лук, мята, щавель, в самом дальнем углу - лаванда. За щавелем меня посылала к соседке мать - поэтому я знаю про этот  огород в огороде. Дома у нас щавель почему-то не водился. Как впрочем и мята с петрушкой.

Что же я делаю здесь, во дворе у нашей соседки Фриды?

У нее не было никакой драмы,  дети - две дочери и сын, муж - Егор.

Вообще -то его настоящее имя было Георг, из которого сделали русское имя Егор, когда его отправили в трудовой лагерь в Сибирь. У всех тогда высланных немцев, в одночасье, появились русские имена, хотя фамилии, пусть и искаженные, остались немецкими. Мой отец из Генриха стал Андреем, его друг Вильгелм – Василием. А вот Георг – Егором. 

Женщинам повезло больше - они оставались Эммами, Минами, Ирмами или Фридами. Ну вот что можно сделать из Фриды - Фрида  и есть Фрида на всех языках.

У нас на поселке Фрид было почему-то особенно много. Они были похожи на свои имена: круглые, домовитые, покладистые. Дома у них были прибранные, обеды - вкусные, дети- чистые, скотина– ухоженная. А уж про огороды и говорить нечего: какой огород - такая и хозяйка,  и  тут уж другим за Фридами было просто не угнаться.

Летом, каждое  утро, наша соседка  открывала ворота и они  с коровой некоторое время стояли рядом, поджидая  стадо, которое собиралось  в нижней части нашей улицы. Однажды  я увидела, что они очень похожи: обе крепкие,  лобастые, с круглыми глазами, носы – курносые, лица - широкие. Только  что у Фриды нет рогов.

Когда меня в очередной раз послали к соседке за щавелем, я, думая сделать ей приятное, с простодушием семилетней девочки сказала, что они с коровой очень похожи.

- Просто одно лицо, - тут я замолчала, не зная как правильно - у  коровы лицо или морда?

И если одно лицо – значит и одна морда?  У Фриды  и её коровы - одно лицо и одна морда...

Фрида открыла рот, её, и так всегда очень румяное лицо, стало  красным, потом она  взяла меня за руку и вывела за ворота. Без щавеля. 

Матери моё объяснение, почему  я без щавеля, не понравилось. Она заставила меня несколько  раз повторить, что я сказала Фриде  про лицо и морду.

Я ожидала большой бури, но она вдруг сказала каким-то упавшим голосом:

- Жадные католики! Все католики - жадные. Не надо нам их щавеля!

- А мы кто, мы что – мы  не католики, - спросила я, стараясь успеть в короткую минуту затишья  понять  эту связь  между религией  и щавелем из фридиного огорода.

- Мы - не католики. Мы - протестанты.  Поняла? И добавила очень громко:

-Пойдёшь еще раз к соседям -  убъю и домой не приходи. 

Она всегда так говорила: убъю и домой не приходи.

Сейчас, сидя дворе  у Фриды  я вспомнила  про щавель и  католиков  - не  в этом  было дело.

Просто, в отличии от нашего, всегда неустроенного дома, у Фриды дом был - полная чаша.  Муж ее Егор работал шофером. Его грузовик по вечерам подвозил к дому то дрова, то сено,  то мешок с овсом, короче все, что в хозяйстве может пригодиться. Как-то он везде  быстро и ловко  успевал. Да и Фриду жалел – я видела, как он таскал  ведрами воду  и наливал до края  огромную  бочку  во дворе, Фриду  же с ведрами никто никогда не видел.

Вообще-то мне Егор одно короткое время нравился, особенно после того, как  отец  рассказал  мне про него такую историю.

В школе там, дома на Волге - тогда ещё Георг - учился ужасно, он  не успевал по всем предметам. Учитель каждый раз, исправляя ошибки красными чернилами, в отчаянии приписывал: 

- Во всех словах  мне не хватает букв!!!

И вот Георг, после очередного отцовского подзатыльника, а рука отца,  была размером с лопату, старательно  переписал  весь немецкий алфавит на чистую страницу  в тетради по грамматике  и добавил, тоже, кстати, с ошибками:

- Господин учитель, если вам не хватает букв, возьмите их, пожалуйста, здесь, - 

и указал  стрелкой, где следует взять эти недостающиие буквы.

Он так и не научился  как следует читать и писать.  Но как-то обходился.

Я поискала глазами Кота и увидела его на высокой поленнице дров.

И подумала: вот чего никогда не было  в нашем дворе – такой вот длинной поленницы   дров, которые за лето до звонкости высыхают, а зимой  ровно и долго горят в печи, прогревая весь дом.

Может я у Фриды  во дворе потому,  что всегда  Ищу  То, Не знаю  - Что.

Может эту вот  поленницу дров - как предметное, рукодельное  выражение заботы  и тепла в  бесконечные  морозные  зимы.

Или голубую  деревянную скамейку -  как цветовое непослушание  на фоне быта всех оттенков  безысходности, отчаяния  и бедности людей, оказавшимися в неправильное время в неправильном месте.

Или огород в огороде - как вечный поиск  личного, огороженного, земного райка,  с запахами укропа и петрушки,  где шмель над лавандой  причудливо нарушает массовую обязательность и  целесообразность картофельного поля.

Кот не стал ждать меня, сделал прощальный круг над домом и набрал высоту. И чем выше он поднимался, тем прозрачнее становился. 

Я смотрела  ему вслед и думала: он,  конечно, успеет  еще до рассвета вернуться  в свой Рай, где теперь на всегда зеленых лугах пасутся  все  наши поселковые  коровы,  ну, а все наши коты и собаки там просто для  полной гармонии.